Лев Толстой: семьянин с душой развратника
Лев Толстой прожил почти полвека с одной женщиной и был примерным семьянином. Но до свадьбы в сердце графа успели ужиться служанки, крестьянки, светские дамы и замужние женщины. Почему знаменитый русский писатель плакал в борделе, которого хотела убить жена Толстого, и почему он в конце концов сбежал из дома — в материале «Газеты.Ru» в честь 190-летия со дня рождения классика.
«Мне необходимо иметь женщину»
Толстой никогда не скрывал сложной связи с собственными плотскими желаниями — обо всем подробно рассказывают его дневники. Первый сексуальный опыт будущего писателя закончился слезами. «Когда мои братья впервые привели меня в бордель и я совершил этот поступок, я стоял у кровати этой женщины и плакал», — вспоминал он.
Однако вся неловкость и смущение юноши остались в Казани, откуда он уехал в 19 лет. Дальнейшие события бурной юности Толстого схожи с реальными приключениями Дон Жуана. «Я не могу побороть сладострастие, тем более что эта страсть слилась с моей привычкой. Мне нужно иметь женщину», — признавался писатель в своем дневнике, который вел с 24 до 26 лет.
Чуть позже Толстой уже придет к выводу: "Это уже не темперамент, а привычка к излишествам. Блуждание по саду с смутной, веселой надеждой застать кого-нибудь в кустах».
Но помимо мимолетных увлечений в жизни Толстого возникли серьезные чувства. В 22 года его сердце покорила Зинаида Молостова, подруга его сестры и чужая невеста, которая, несмотря ни на что, явно интересовалась графом и станцевала с ним множество мазурок. Он не мог признаться ей в нежных чувствах и предпочел уйти: «Я ни слова не сказал ей о любви, но я так уверен, что она знает о моих чувствах. »
В Петербурге объектом его обожания стала еще одна странная женщина — Александра Оболенская, о которой он напишет в своем дневнике: "положительно женщина, соблазняющая меня больше, чем какая-либо другая».
Чувства к Оболенской не помешали ему через год снова поехать в Ясную Поляну, причем с твердым намерением жениться. Для этих целей Толстому понравилась двадцатилетняя Валерия Арсеньева, дочь дворянина, опекуном которой он стал.
Граф ухаживал за ней более года, но так и не смог определиться с финальным аккордом: то ли Валерия с распростертыми объятиями надела платье, и руки у нее были нехорошие, то ли казалось, что она невоспитанна, невежественна, глупа. В конце концов он придумал совершенно нелепый повод для расставания: говорят, он видел во сне, как Валерия целовалась с другим.
А вот с замужней крестьянкой Аксиньей у Толстого был довольно серьезный роман. Ее муж редко приходил домой, поэтому ничто не мешало их свиданиям. В юном графе бушевали эмоции, которыми он, как всегда, поделился в своем дневнике: «Я видел мельком Аксинью. Очень хороший. Я влюблен, как никогда в жизни. Второй мысли нет. Я страдаю. Меня даже пугает то, как близко она ко мне. Его нигде нет — я искал его. Это уже не чувства оленя, а мужа к жене».
«В юности я прожил очень плохую жизнь, — подытожил через некоторое время Толстой в своем дневнике, — и два события в этой жизни особенно и до сих пор беспокоят меня. Этими событиями были: роман с крестьянкой из нашего села до моей женитьбы. Второе преступление, которое я совершил с горничной Гашей, которая жила в доме моей тети. Она была невиновна, я соблазнил ее, ее прогнали, и она умерла».
«Скажу или застрелюсь»
Толстой смог разорвать связь с Аксиньей только с появлением в его жизни той самой женщины, которая стала его первой и единственной женой. С Софьей Андреевной Берс они прожили вместе 48 лет.
Изначально Толстой женился вовсе не на Соне, а на ее старшей сестре Лизе. «Лиза Берс искушает меня; но этого не будет. Расчета мало, а чувства нет», — сокрушался он в дневнике. И все бы опять пропало даром, если бы однажды ночью он не прочитал рассказ, написанный младшей, восемнадцатилетней Соней. Главный герой, «успевший пожить, необычайно непривлекательной наружности, но благородный и умный князь Дублицкий», сразу напомнил Толстому о себе.
После этого откровения граф, которому в то время было уже 34 года, стал приходить к Соне и долго беседовал с ней обо всем. В один из таких вечеров в его дневнике появилось: «Я влюблен, так как не верил, что можно любить. Завтра я уйду, как только встану и все скажу или застрелюсь».
На следующий день Толстой выполнил свой план. Несмотря на гнев обиженной старшей сестры, Соня сразу согласилась. Свадьба состоялась буквально через неделю, как настоял сам граф.
Но в день торжества Соня, всегда светящаяся жизнью и радостью, шла под венец в слезах. Только самые близкие знали, что накануне вечером Толстой подарил молодой невесте свой дневник с описанием всех любовных приключений.
«Все его (мужа) прошлое настолько ужасно для меня, что я не думаю, что когда-нибудь помирюсь с ним.
Лев Толстой о мерзкой ,,русской душе «
Он целует меня, и я думаю: «Он уже не в первый раз вмешивается». Я тоже увлекалась, но с фантазией, а он — с женщинами, живыми, хорошенькими, — излила душу Софья Андреевна в дневнике.
Еще одним препятствием на пути к счастливой семейной жизни была прохлада, даже некоторая неприязнь новоиспеченной жены в вопросах интимности. Искушенному в делах любви Толстому это не нравилось. Через короткое время Софья записывает в дневнике: «Лева все больше и больше отвлекается от меня. Он играет большую роль в физической стороне любви. Это ужасно; У меня нет, наоборот».
Тем не менее Софья Андреевна стала рожать Толстому ребенка, о котором он так давно мечтал. Всего у них родилось тринадцать младенцев, пятеро из которых умерли в младенчестве. Вся жизнь Софьи Толстой была посвящена воспитанию детей, ведению домашнего хозяйства, заботе о муже, рукописи которого она из ночи в ночь переписывала своим аккуратным почерком чисто-белым цветом — в том числе не раз, четыре тома "Войны и мира". Она знала два иностранных языка и сама переводила философские произведения Толстого, а также руководила всем хозяйством и бухгалтерией «плановой убыточной» Ясной Поляны.
«Ваша жена идеальна! Что ни прибавь к этому идеалу, сахару, уксусу, соли, горчице, перцу, янтарю, — только все испортишь, — говорил поэт Афанасий Фет Толстому. Но сам Лев Николаевич видел в своей жене больше друга, чем женщину, что вызывало у нее частые вспышки ревности.
Особым ударом для Софьи Андреевны было появление в их доме той самой Аксиньи, которая теперь приходила в дом графа мыть полы.
В ее дневнике появляется даже такая запись: «Кажется, однажды я избавлюсь от ревности. "Влюблен как никогда!" И только одна женщина, толстая, белая — ужасная. Я с такой радостью посмотрел на кинжал, оружие. Один удар — это легко. Я просто как сумасшедший».
Другим женщинам, хотя бы мимолетно появившимся в жизни Толстого, тоже досталось сполна. Софья даже ревновала к собственной младшей сестре, которая жила с ними в имении и, по мнению жены, «слишком много втиралась в жизнь Левочки».
Мученик и мученица
Семейная жизнь Толстых была поистине «по-своему несчастлива». «Мученик и мученица» — так охарактеризовала их союз сама Софья Андреевна.
Самый серьезный разлад в семье произошел, когда после шестых родов, закончившихся послеродовой горячкой, врачи запретили графине беременеть. Женщину предупредили, что ее организм слишком слаб, поэтому, если ей удастся выжить самостоятельно при дальнейших родах, дети все равно будут слабыми и болезненными и могут погибнуть.
Лев Толстой за 22 минуты
Толстой, считавший в то время грехом физическую любовь без продолжения рода, пришел в ярость: «Ты кто? Нежный? Вы не хотите больше детей! Медсестра? Вы спасаетесь сами и заманиваете мать чужого ребенка! Любитель моих ночей? Даже из этого ты делаешь игрушку, чтобы завладеть мной!»
Софья Андреевна, как всегда, слушалась мужа, но врачи оказались правы — после Пети умерли годовалый Николай, маленькая Варвара и пятилетний Алексей.
Когда Толстому было уже 60 лет, а его жене 44, в их семье родился последний ребенок, Иван. Эти роды были самыми тяжелыми, но неожиданно сблизили супругов. «Два часа я отчаянно кричал почти бессознательно. Левочка и няня оба рыдали. Родился мальчик. Левочка взяла его на руки и поцеловала; чудо, которого еще не видели!» Софья Андреевна обрадовалась.
Ваню любили больше других и часто беспокоили, так как мальчик рос очень слабым. Когда в 7 лет он умер от скарлатины, Софья Андреевна уже не смогла оправиться от этой утраты.
Изменившееся мировоззрение Толстого также не способствовало гармонии семейной жизни. Познакомившись с Василием Сютаевым, автор пришел к выводу, что ему необходим физический труд — это был его религиозный долг. Автор отказался от привычной для дворянина одежды, облачился в парусиновую кофту и крестьянские штаны, отрастил окладистую бороду. Но вопреки распространенному мнению, он не ходил босиком: как правило, граф ходил в собственной обуви, похожей на лапти.
Он также полностью отошел от светской жизни. Однажды в Москве его любимый пианист Антон Рубинштейн дал концерт, на который был приглашен Толстой. Несмотря ни на что, писатель выбросил билет в окно, заявив, что искусство — это роскошь и грех. После этого у него случился нервный срыв, ведь на самом деле он больше всего на свете хотел оказаться на концерте. Рубинштейн был вынужден один приехать в имение графа и весь вечер играть для него, что помогло Толстому быстрее выздороветь.
Другой важной чертой нового образа жизни Толстого была крайняя простота.
Он предложил семье отдавать часть своего дохода бедным и школам. Теперь он видел истинную красоту в блуждании, глупости. В то время как его жена должна была содержать семью и управлять всем хозяйством на оставшиеся деньги.
«Он ждал от меня, моего бедного, милого мужа, того духовного единения, которое было почти невозможно при моей материальной жизни и заботах, от которого нельзя и некуда было уйти. Я не смогла бы на словах разделить его духовную жизнь, но осуществить ее на деле, сломать ее, волоча за собой целую большую семью, было немыслимо, да и выше моих сил», — писала Софья Толстая.
за 10 дней до смерти 82-летний Толстой вышел из собственного имения в Ясной Поляне с 50 рублями в кармане. Причины этого, как полагают, были бытовые: тремя месяцами ранее Толстой подписал тайное завещание, по которому все права на произведения переходили не его жене Софье Андреевне, а дочери Александре и лучшему другу Черткову.
Узнав об этом, Софья Андреевна превратила семейную жизнь в ад: ее истерики и открытая конфронтация почти со всеми взрослыми детьми обрушились на Толстого. «Терпеть не могу!», «Разрывают меня на части», «Ненавижу Софью Андреевну», — писал он в те дни.
Тем не менее Толстой навсегда остался верным и благодарным своей жене. После его смерти она получила письмо со словами: «То, что я ушла от тебя, не доказывает, что я была тобой недовольна. Я вас не виню, наоборот, с благодарностью вспоминаю долгие 35 лет нашей жизни! Я не виноват. Я изменился, но не для себя, не для людей, а потому, что больше ничего не умею! Я не могу винить тебя за то, что ты не последовал за мной».
Сейчас эти отношения между мужем и женой назвали бы токсичными и созависимыми. Несмотря на это (вернее, благодаря этому), Софья Андреевна очень тяжело переживала смерть мужа. Она завершила издание собрания его сочинений, подготовила к печати сборник писем Толстого. Именно благодаря ей сохранились многие вещи из дома, которые сейчас можно увидеть в доме-музее писателя в Хамовниках.
